Неделя с Эриком, который не на работе и которому нельзя шевелить раненной рукой, была мучительной для Крис. Эрик — трудоголик, и даже за больше, чем восемь лет совместной жизни Крис не знает, были ли моменты, когда её муж скучал. Нет, он всегда был при деле (но не на пределе, ибо энергии в нём всегда было через край): рисовал (лишь спустя год после свадьбы он показал ей свои рисунки, половина из которых были её портреты), чертил (Крис кажется, что даже если о его отце они не знают ничего, он был архитектором, но сам Эрик в этом занятии свою главную страсть не видит. Чарльз же был заинтересован в этом более рьяно), сочинял музыку, и многое другое. Но теперь… для рисования, черчения и сочинения музыки, даже для бумажной работы, или за ноутбуком или планшетом нужно было две руки. Эрик умирал от безделья, действуя на нервы и себе, и Крис, чувствуя себя беспомощным. Визиты Стивена для супругов был глотком свежего воздуха, Фритц с удовольствием беседовал со своим старшим братом, делясь новостями с полицейского участка. В такие моменты в доме наступал покой. Но стоило ему уйти…
— Раз… два… три… — шёпотом бормочет Крис, уже готовая к тому, что будет после.
— Мне нечем заняться! — принялся канючить Эрик, словно утопающий стараясь найти хоть какую-нибудь спасительную соломинку. — Крис, пожалуйста, помоги…
Девушке остаётся только молчать.
Во-первых, она и сама часто стоит у него над душой, особенно если ей очень надо, так что, он имеет право за эти десять лет совместной жизни (боже, Крис только сейчас поняла, что пропустила время, когда была амнезия, но да, прошло десять лет) хоть раз применить её оружие. Во-вторых, ей жалко супруга. Она понимает, что для него это — одна из худших пыток. В-третьих, это очень сильно действует на нервы им обоим.
Был вторник, пара завтракала в гостиной.
— Надеюсь, больше кое-кто не будет действовать так опрометчиво, — злорадно зыркнула Крис на мужа своими голубыми глазами. — Вряд ли тебе захочется снова проходить все эти муки, — она глотнула апельсиновый сок, глядя на очень виноватого Эрика, что вертел в руке пончик, но съесть его не мог — ему в горло даже кофе не лезет.
— Крис, не надо! Я уже дважды извинился за это.
— И что?! Чёрт возьми, да никаких извинений не хватит, чтобы я не желала больше прибить тебя! Отца не стало, наш сын погиб, и я чувствовала себя без пяти минут вдовой. Ты… ты вообще осознаёшь, как я испугалась?! Ты — единственная семья, что у меня осталась, тот, кого, как ты теперь знаешь, я любила ещё семиклассником, ты посмел так небрежно обращаться со своей жизнью! Не имеет значения, амнезия или нет, я была бы просто убита горем, и любой колюще-режущий предмет был бы для меня избавлением! Ты, бросаясь прямо в огонь, словно дитя, думал ли ты обо мне в тот момент? Что будет со мной, если тебя не станет? — если в начале тирады Крис шипела, то в конце не удержалась от слёз.
И вздрогнула, когда его большая рука легла на её ладонь, сжав её пальцы.
— Рад, что ты наконец выговорилась. Плачь, сколько нужно, кричи, сколько нужно. Я не злюсь. Что ж, ты права, я виноват, что бросился в омут с головой. Как начальник полиции я точно не должен был так поступать никогда, и приму, если меня отстранят от должности за эту выходку, что могла стоить многим жизни. Я рисковал больше, чем обычно. Я не собираюсь оправдываться. Я отвечу на твои вопросы. Я не думал, что пострадаю. Я думал о тебе, о том, что вернусь к тебе пораньше, и целый день мы будем только вдвоём. Думал о том, как расскажу тебе об аресте, о том, как ты мной будешь гордиться (на этом моменте Крис метнула в него убийственный взгляд, без слов говорящий, как сильно она им «гордится»). Хотел тебя порадовать.
— А получилось, как всегда! — не смогла удержаться от комментария Крис, после чего немного остыла. — Я понимаю, что это — твоя работа, понимаю, что ты рискуешь. Но всё равно я не могу не злиться на тебя, — девушка всхлипнула, окончательно остыв. — Я хотела поговорить с тобой не об этом, но сорвалась… Я понимаю, что тебе плохо, и собиралась тебе предложить… Пока рукой нельзя двигать, тебе действительно нужно чем-то заняться. Поэтому, как насчёт того, чтобы оставшиеся три недели ты побыл Фантомом? Для того, чтобы петь, тебе не требуются руки.
***
Разумеется, он согласился. Сразу же, и то, насколько он был рад, свело на нет всю злость Крис, что пробормотала себе под нос, не без ухмылки «Мальчишка».
После, уже стоя у машины, вскрылась ещё одна проблема. Кристина стоит перед авто, как вкопанная, побледнев.
Так как Эрику нельзя даже водить машину, для того, чтобы приехать на студию, Крис должна сесть за руль. Снова. Сесть. За руль.
— Крис?
— Я… не могу… — прошептала она.
— Это не приведёт к повторной аварии, ты сама сказала мне об этом, помнишь?
— Думаешь, дело только в этом? — оцепенело произнесла девушка, не оборачиваясь к супругу. — Я буквально, просто находясь рядом с машиной, слышу крик нашего Чарльза «Мама, дедушка там», и сердце просто застывает, ведь теперь в живых нет ни отца, ни Чарльза. Я не могу… Я была так испугана… когда он чуть не вылез из машины…
Крис вздрогнула, стоило Эрику обнять её сзади одной рукой, и прижалась к нему спиной, заплакав. Эрик целует её в волосы, и стараясь отвлечь, произносит:
— Когда я влюбился в тебя, мне часто снилось, как я целую тебя, и ты плачешь. Я думал, это значит, что ты меня не любишь и боишься, что я уже потерял тебя…
— Но это мы потеряли. Нашего сына, уже навсегда, — она повернула голову и уткнулась носом в его шею.
В одно мгновенье он мягко развернул плачущую жену к себе и повёл обратно домой, где усадил на диван и напоил травяным чаем, который она выпила со слезами пополам. Принять смерть Густава ей было также трудно. Смерть, наверно, это единственное, что могло сломить его дьяволицу. И если Эрик знал свою мать, то у Кристины не было ничего о своей — ни вещей, ни фото, ни воспоминаний. Всё, что она знает — мама умерла после родов.
Кристина весело скачет по берегу моря, носится по их с отцом новому дому. Густав останавливает свою маленькую непоседу, что, того и гляди, врежется в стену.
— Стой, ангелок! И чему это ты так рада?
— Я увижусь с мамой! А ты разве не рад, папа?
Девочка не заметила, что отец побледнел, ведь до этого момента она даже не спрашивала о матери.
— С чего ты так решила?
— Дворовые дети говорили, что это нормально — мама бросила нас, потому что мы были бедны. У Алекса и Эн тоже так было, правда, там ушёл отец… Но ведь это значит, что теперь, когда мы богаты, мама вернётся! Я наконец её увижу! Она возьмёт меня на руки, она будет рассказывать мне сказку на ночь. Ведь у меня тоже есть мама! Ведь так, папа?
Густав долгое время молчал, не зная, как подобрать слова. Вот почему его малышка не спрашивала его о маме. Думала, что та вернётся. Но как ей сказать? Мужчина вздохнул и опустился на колени, заглядывая дочке в глаза.
— Да, Кристина, у тебя тоже есть мама. Но она не придёт. Ни сегодня, ни завтра, никогда…
Девочка внезапно почувствовала себя в мультфильме «Бэмби», в тот самый момент, когда… Но этого же не может быть. Смерть — то, что бывает только в кино. Или… и в жизни тоже?
— Лив, твоей мамы, не стало, когда она родила тебя, — всхлипнул Густав, обнимая дочку. — Она погибла, милая.
Девочка расширила глаза. Столько лет она действительно свято верила, что стоит им разбогатеть, как она встретится с мамой, чего ждала всю жизнь. Просто обнять её, как сейчас обнимает папу, просто увидеть. Ведь так и было у других дворовых детей. Но её мамы уже нет в живых… Сердце сдавило, оно бьётся где-то в горле, слёзы, что льются по щекам нескончаемым потоком, душат, и не хватает воздуха. Хочется кричать, но почему-то не получается.
Густав прижимает испуганную дочь ближе, что-то шепчет, хоть и сам уже не сдерживает слёз.
На следующий день они вместе поехали на кладбище, к Лив. Густав несколько раз пытался уговорить бледную, словно бумага, девочку вернуться домой, но Кристина, дрожа, отвечала, что не передумала.
Её мама, Лив Дае была красивой девушкой, с медными волосами и карими глазами. Кристина, поглаживая ладошкой фото мамы на могильном камне, ещё больше потухла, ведь даже глядя в зеркало, она не сможет увидеть Лив, ведь Кристина — копия Густав.
http://tl.rulate.ru/book/5417/180401
