На мою провокацию Ши Хао бросил свирепый взгляд и сделал шаг вперед.
Я не стал прятаться и уворачиваться, чтобы посмотреть, осмелится ли он подойти.
Как ни странно, он не осмелился.
Сделав шаг, он тут же остановился. Ши Хао не настолько глуп, ведь это была усыпальница старого патриарха Ши. Если бы он осмелился устроить беспорядки, дяди и братья его отца посмели бы вычеркнуть его из родословной семьи и навсегда изгнать.
Свирепо глядя на меня, он неохотно убрал ногу, его лицо потемнело как уголь.
Наша вражда с Ши Хао, мягко говоря, имела сложную подоплеку. В конце концов, проблемы с ним были не у меня, а у Чжэн Цзеюаня.
Рождение Ши Хао нельзя назвать благородным – его мать была третьим лицом на «троне», когда, будучи беременной, вытеснила законную жену. И эта самая законная жена, по злой иронии судьбы, приходилась двоюродной бабушкой Чжэн Цзеюаню.
Мир детей очень прост – кто плохо относится к твоим родным, тот и есть злодей. Поэтому, хоть две семьи и разорвали родственные связи еще до рождения Чжэн Цзеюаня, из того, что он видел и слышал с малых лет, у него сложилось собственное мнение о семье Ши и Ши Хао.
— Так ты и есть отродье той бесстыжей девки? – вот первые слова, которые семилетний Чжэн Цзеюань произнес детским голосом при знакомстве с Ши Хао. Тогда и зародилась их вражда.
Из-за схожего возраста их отправили в одну международную школу на 12 лет обучения. А дальше, как в пошлом сериале прайм-тайма, с самого начала они возненавидели друг друга, полностью перенеся обиды предков на себя.
Изначально их вражда касалась только их двоих, не имея ко мне никакого отношения. Но Ши Хао, похоже, заразился бешенством, не пощадив не только Чжэн Цзеюаня, но и его друзей, в конце концов доставая даже меня.
Хотя прошло уже три года, воспоминания о той ночи до сих пор ярки в моей памяти.
Это был 22-й день рождения Чжэн Цзеюаня, и он пригласил толпу своих друзей в бар погулять, среди них был и я.
Из-за отношений Янь Шаньхуа и Цзи Чэньфэна я был тогда чем-то обеспокоен и всю ночь пил, не находя особого удовольствия. Пил до второй половины ночи, когда сознание уже помутилось, прислонившись к дивану передохнуть, я услышал ругань Чжэн Цзеюаня.
Так вышло, что из множества баров Хунши Чжэн Цзеюань и Ши Хао выбрали один и тот же. В тот день Ши Хао привел своих людей занять заведение, но когда услышал, что их опередили, то уже хотел уйти, но затем увидел своего заклятого врага Чжэн Цзеюаня.
Как и всегда прежде, между ними тут же вспыхнули трения, и они начали обмениваться грубыми словами.
Музыка стихла, но светящийся шар все еще вращался, излучая ослепительный белый свет. Похоже, вот-вот начнется драка. Подумав, что если Сан Чжэнбай узнает о моем участии, он снова вызовет меня для внушения правил, я решил, что лучше избежать проблем. Я встал и приготовился увести Чжэн Цзеюаня.
— Что, уже собираешься сбежать? – Ши Хао, очевидно, не знал, когда нужно остановиться. Увидев, как я оттаскиваю Чжэн Цзеюаня, он стал еще более высокомерным.
— Кто, черт возьми, собирается сбежать? – Чжэн Цзеюань закатал рукава, готовясь начать драку.
Я встал между ним и Ши Хао, нахмурившись:
— Хватит, Ши Хао.
Семьи Сан и Ши были если не партнерами, то хотя бы сотрудничали. Я думал, что если Ши Хао не посмотрит на мое лицо, то уж на лицо Сан Чжэнбая он точно посмотрит и остановится. Но этот Ши Хао, возможно, и правда был глупцом – он полностью проигнорировал мои намерения и даже обратил свой гнев против меня.
— Что это ты делаешь, возомнил себя главным? Не смей мне приказывать, – фыркнул Ши Хао. – Чжэн Цзеюань согласен быть твоей шавкой, а я нет.
Эти слова окончательно взбесили Чжэн Цзеюаня, он замахал руками-ногами, пытаясь обойти меня и достать Ши Хао:
— Это кого ты назвал шавкой?! Это ты, гребаная псина! Твоя мать – сука, с которой спали тысячи мужиков! Думаешь, раз семья Ши признала тебя, то ты молодой господин? Хрена с два! Ты и твоя мать навсегда останетесь ничтожествами!
— Возьмите его, – чуть повернув голову, я бросил взгляд моим лисьим дружкам 1, 2 и 3, велев им удержать Чжэн Цзеюаня и не дать ему больше нести чушь.
В этот момент лицо Ши Хао уже нельзя было назвать просто «некрасивым». Его происхождение – вечная ахиллесова пята, о которой он не желал вспоминать. А Чжэн Цзеюань ткнул его в больное место на глазах у стольких людей. В этот вечер все определенно выйдет из-под контроля. Он смотрел на Чжэн Цзеюаня как на кусок мяса, окровавленный кусок, который он сейчас пропустит через свою мясорубку.
Неужели они не могут вести себя прилично, когда меня нет рядом? Надавив ему на грудь, я не дал ему продвинуться дальше.
Он угрожающе зарычал на меня:
— Убирайся с дороги!
— Не ходи дальше, боюсь, ты потом не сможешь остановиться, – предупредил я его.
— Бля! — он уставился на меня и кивнул. – Хорошо.
Его лицо исказилось, но в этой ситуации он рассмеялся.
Я нахмурился – его смех вызвал у меня неприятные ощущения.
— Тогда я сначала надеру тебе задницу! — внезапно он наклонился ко мне и произнес голосом, который могли слышать только мы двое, преувеличенно выделяя слова: — Одна из женщин, с которыми ты переспал, говорила, что у тебя по всему телу следы от сигарет – на спине, пояснице, заднице. Это в детстве няня так издевалась над тобой? Как жалко. А ты знаешь, что говорят о тебе за спиной?
— Какой бы плохой ни была моя мать, все равно лучше, чем у вас двоих, у которых мать родила, но не воспитала.
От алкоголя память давала сбои, все происходящее помнится лишь урывками. Очнувшись, я увидел вокруг лишь пронзительные крики. Я прижал Ши Хао к полу, одной рукой сдавливая его горло, а вторая занесенная рука сжимала осколки разбитой бутылки.
На лице Ши Хао смешались вино и кровь, уродливая кровавая отметина тянулась от лба к уголку глаза. Кровь залила ему глаза, но он все равно продолжал ухмыляться.
— Так убей меня, если хватит смелости! — кровь стекала по уголкам его ухмыляющихся губ, окрашивая зубы в красный.
Умри.
Умри.
Все умрите!
В моей голове осталась лишь одна мысль, без страха и колебаний – лишь яростное желание убить.
Острое лезвие нацелилось ему в горло, и на виду у всех бутылка устремилась к Ши Хао. Но в последний момент, когда осталось всего пара сантиметров, Чжэн Цзеюань рванул вперед и остановил меня.
Крепко схватив меня за руку и оттащив от Ши Хао, голос Чжэн Цзеюаня звучал глухо и неестественно.
— Отпусти! Отпусти, Сан Нянь! – лишь спустя время я смог разобрать, что он кричит.
Половина бутылки выпала из пальцев, и в этот момент ворвалась полиция.
Меня повалили на землю, заковали руки в наручники за спиной и препроводили в полицейскую машину. Ту ночь мы с Чжэн Цзеюанем провели в участке.
Из-за этого инцидента Сан Чжэнбай лично отправился к патриарху Ши. Они провели переговоры, не знаю подробностей, но на следующее утро нас с Чжэн Цзеюанем отпустили. Вскоре после этого Ши Хао также отправили за границу.
Официально было объявлено, что Ши Хао спровоцировал меня, а я импульсивно вступился за Чжэн Цзеюаня. Но только я знал, что все было не так. Подобно Ши Хао, обезумевшему от укола в больное место, я тоже сошел с ума от боли, когда ткнули в мою незаживающую рану.
— Хорошо, можешь идти, — как только траурная церемония закончилась, Сан Чжэнбай поспешно отправил меня прочь. Казалось, если я останусь хоть на минуту дольше, кто-нибудь может случайно подойти и попросить его представить меня как своего сына.
Я вышел из траурного зала широкими шагами и по пути к парковке ослабил галстук.
Тан Бянь задремал, но мой стук в окно разбудил его – он погладил грудь и отпер машину.
— Так быстро? Куда теперь направимся? В отель?
— Обратно, — я расположился на заднем сиденье, отбросил галстук в сторону и расстегнул еще пару пуговиц, наконец-то смог свободно дышать.
— А? Ох... хорошо, — Тан Бянь не сводил взгляда с моего отражения в зеркале заднего вида, пытаясь вести себя так, чтобы не разозлить, но при этом не быть слишком навязчивым.
Пнув ногой спинку сиденья, я холодно произнес:
— Смотри на дорогу и веди машину как следует.
Тан Бянь поспешно отвел взгляд и всю обратную дорогу больше не решался заговорить со мной.
Проводив машину Тан Бяня, я не стал подниматься наверх, а вместо этого открыл дверь красной спортивной машины в гараже и снова выехал на улицу.
Проехав через оживленный центр города, на другом берегу реки я оказался в трущобном поселке. Из-за проживающих здесь городских бедняков и крайне антисанитарных условий, это место называли «трущобами» Хунши.
В этом ветхом районе трущоб обитали всевозможные отбросы, змеи, насекомые и паразиты. Он был подобен городской язве – невозможно ни вырезать, ни вылечить, оставалось лишь позволить ему дико разрастаться.
Именно здесь вырос Цзи Чэньфэн.
Я припарковал машину у подножия длинной лестницы на безлюдной обочине без камер наблюдения.
Возможно, машину обчистят воры, но мне было все равно.
Засунув руки в карманы, я поднимался по ступенькам одна за другой, пока не достиг вершины лестницы. Узкий проход был загроможден всяким хламом. Комната напротив лестницы была самой чистой из всех в этом ряду дверей – там стоял лишь простой маленький квадратный столик и две перевернутые табуретки поменьше.
Стук ножа о разделочную доску просачивался сквозь тонкие дверные панели. Хоть было всего пять часов, хозяйка уже начала готовить ужин.
Не было звонка, поэтому пришлось, сморщив нос, постучать по не очень чистой на вид двери.
— Кто там?
Скрипнув, голубая железная дверь приоткрылась изнутри, и из нее выглянула Янь Шаньхуа в нарукавниках и фартуке.
Увидев меня, она недоверчиво распахнула глаза:
— Сяо Нянь...
— Где письма? — сразу спросил я.
Она опомнилась, тут же развернулась и пошла в дом:
— А, ага-ага. Подожди, я найду их для тебя.
Войдя в тусклую комнату, сразу по правую руку оказалась крошечная кухонька, куда вряд ли сможет протиснуться больше одного человека. Слева симметрично располагалась такая же тесная ванная. Дальше была забитая низкими татами гостиная-столовая.
Здесь не было места даже для стульев, на полу стоял лишь крошечный столик. В центре гостиной висели две занавески, у балкона были сложены подушки и одеяла, видимо, отодвинув занавески, можно было получить еще одну комнату-спальню. Из гостиной вела еще одна дверь, должно быть, в отдельную спальню.
Янь Шаньхуа нырнула в ту комнату и вскоре вышла, держа в руках стопку писем.
— Вот они! — она протянула мне толстый конверт.
Я взял его, уселся на пол перед ней и принялся доставать письма и читать их одно за другим.
Почерк Цзи Чэньфэна был ровным и красивым, в каждом штрихе сквозила холодная резкость, очень подходящая его личности.
В основном это были слова благодарности, изредка перемежаемые рассказами о скучных буднях – погоде, учебе, случалось, он делился услышанными чудесными звуками.
Просто читая строки, я мог представить, в какой позе и с каким выражением лица он писал эти письма в своей затхлой темной комнатушке.
Я дал ему снова услышать звук.
Я был его спасением.
Ха, если бы я знал, что он видит меня именно так, зачем бы я так старался сблизиться с ним? Боюсь, стоило мне лишь щелкнуть пальцами, он бы приполз ко мне сам.
Писем было многовато, так что незаметно для себя я увлекся и забыл о времени.
— Сяо Нянь, это... — Янь Шаньхуа опустилась рядом со мной на колени с озабоченным видом. — Чэньфэн скоро вернется с работы, если ты не уйдешь, боюсь, вы столкнетесь.
Я поднял глаза на настенные часы – уже было шесть вечера.
Я засунул письма обратно в конверт и вернул его Янь Шаньхуа, улыбнувшись ей:
— Раз он уже знает, почему мне избегать его?
Янь Шаньхуа ошеломленно приняла конверт, ее губы задрожали:
— Тогда... ты останешься... останешься на ужин?
Грязная кухня, затхлый воздух, непонятно где купленные продукты – как я мог бы там есть?
Именно так я и думал, но все же дал совершенно противоположный ответ.
— Ага, потрудись, придется готовить на одного человека больше.
Серые глаза Янь Шаньхуа засияли, она обрадовано поднялась:
— Без проблем, без проблем, я... я сейчас же пойду готовить!
Прислушиваясь к шумному грохоту кастрюль и сковородок на кухне, я оперся подбородком на руку и снова стал осматривать помещение, в котором находился.
На стенах висело множество фотографий – больших и маленьких, новых и старых. Среди них была детская фотография застенчиво улыбающегося Цзи Чэньфэна, сидящего рядом с худощавым мужчиной, прислонившимся к изголовью кровати.
У мужчины было болезненное, изможденное лицо – должно быть, это и был несчастливый муж Янь Шаньхуа, Цзи Вэй.
После получения тяжелой травмы от удара кирпичом Цзи Вэй около года пролежал в коме, надежды на выздоровление почти не оставалось, но он неожиданно очнулся. Ради ухода за ним Янь Шаньхуа пришлось уволиться из семьи Сан, после чего меня передали новой няне.
После долгого выздоровления Цзи Вэй обрел возможность говорить, но навсегда остался парализованным, проводя дни в постели. Когда Цзи Чэньфэну было восемь, этот человек, чудесным образом вернувший себе жизнь, скончался от простуды – многолетнее вынужденное ложе сделало его организм слишком хрупким, и обычный вирус оказался смертельным.
Так он провел всю свою жалкую, бессмысленную жизнь.
По мне, так он слишком долго мучился. Умри он раньше, не скажу, что жизнь Янь Шаньхуа и Цзи Чэньфэна сложилась бы лучше.
— Сяо Нянь, я... я схожу куплю пару закусок, а ты подожди меня немного, — раздался скрипучий стон старой железной двери. Даже не успел я окликнуть Янь Шаньхуа, чтобы она не суетилась, как дверь снова захлопнулась.
Не знаю почему, но несмотря на грязь и тесноту, освещение и температура так и манили в сон.
Возможно, я до конца не протрезвел с похмелья, прислонившись к низкому столику, я сам не заметил, как задремал.
Через полчаса, а может и больше, ветхая дверь в доме Цзи Чэньфэна снова издала жалобный скрип. Решив, что это вернулась Янь Шаньхуа, я продолжил дремать, не обращая внимания, пока не услышал тяжелые приближающиеся шаги.
Сонно подняв голову, я увидел слегка запыхавшегося и озадаченного Цзи Чэньфэна.
— Как ты... оказался у меня дома?
Похоже, его тоже изрядно утомила слишком длинная лестница перед входом.
Оперевшись щекой на руку, я сонно зевнул и усмехнулся:
— Поскольку идти мне некуда, мне пришлось прийти к тебе на ужин.
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: перевод редактируется
http://tl.rulate.ru/book/4306/156188
